тишина

тишина, о которой не принято говорить,
надевает себя на комнату и кровать,
заслоняет Луну.
тишине, о которой не принято говорить,
наказано утешать
и под платье льнуть.

она ведает все изразцы и все рубцы,
каждый шов поперек кафтана
и всякий брак,
исповедуя тайны, которые мудрецы
раскрывать не станут, —
за просто так.

тишина знает каждый угол и каждый шкаф,
обитает под рамами, и тахтой,
и другими вещами под.
тишина, о которой не принято с трёх октав,
денно-нощно со мной

поёт.

Грата

милая, мы бессильны.

расписные трамваи, вялые паузы, люди красивые. сердится утро: окна туманные и агрессивные. кашель, метро, убегают куда-то мальчики сильные. душеньки наши, как домино, очень ранимые. милая, мы, скорее всего, кончимся заживо. в парках снимают немое кино розы бумажные. дамы бредут мимо клумбы, вино плещется важное. теплая линия матовых губ кажется влажной. милая, милая, мне иногда чудится страшное.

дальнее, долгое, хуже всего – неоспоримое. тянется время в очередях – неповторимое. тянется, вьется в очередях – память вчерашняя. только придёшь на секунду в себя – кажется кашей.

горбится, гнется знойный июнь, что за событие. каждый случайный твой поцелуй – станет открытием. как ни старайся браться за руль – мир удивителен. милая, нам не создать его вновь,

но сохранить его.

алиот каф

если я захочу

если я захочу, чтоб однажды мне стало хуже,
то взвалю ещё больше на плечи – и понесу.
я прицелилась в лоб из висящих на стенках ружей
и сижу, дожидаясь, когда меня не спасут.

я сижу, дожидаясь, когда хоть одно сумеет
разразиться холодным громом чуть выше глаз.
мне нужна не любовь, а нормальная батарея,
не горячее сердце, а бьющийся в рёбрах бас.

если я захочу
сама себя уничтожить,
не составит труда нужных способов отыскать.
говорят, что раз в жизни стреляет и палка тоже –
и поэтому палки прижались к моим вискам.

мне нужна не любовь. для меня её слишком много.
чтобы выжить, попроще дайте чего-нибудь.
я стою на краю, занеся над обрывом ногу,
и не знаю, хочу ли –
если да, то куда? –
шагнуть.

я стою на краю. выворачиваться наружу
и привычно, и больно.
жду до бессильных слёз,
что хотя бы одно из висящих на стенках ружей –
не ружьё, а ракетница
c красным сигналом «SOS».

дарёна хэйл

я, возможно, увижу когда-нибудь море

я, возможно, увижу когда-нибудь море.
это будет дождливый
измученный день.

побежденный волной,
снова вдруг начну спорить,
что там дальше по плану и кто мы теперь…

влажный воздух заполнит собой всё пространство,
этот мир
ненадолго замедлит свой ход.
я как будто мальчишка,
уставший от «странствий»,
просто так буду здесь поглощать кислород.

и пускай разорвёт одинокий мой парус
ярый грохот
и вой перепуганных волн.

в гордом буйстве,
приняв на себя все удары,
мы искать будем то, что я сам не нашёл.

а пока что, устав от всех этих историй
бесконечной,
до одури глупой любви,

я, возможно, увижу когда-нибудь море,
когда вдруг совершенно
останусь
один.

Комов

Человек исчезает

не хватаешь за руку, не бьешься в слезах в истерике,
а спокойно глядишь – равнодушие через край.
говоришь: «все, что хочешь, от радости и до телика,
даже то, что не вынести – в зубы и забирай».

мол, одна, так одна, и не надо сторонней жалости,
мы все время теряем, так в пору принять, как суть.
и писать не от чувств, закипающих.
от усталости,
понимая, сорвешься – увидят.
но не спасут.

и теперь хоть читай, хоть страдай, хоть в кино, да важно ли,
можешь даже подолгу кому-нибудь о больном.
здесь тебя исписали, исчиркали, как бумажную,
но такую нет смысла обратно вставлять в альбом.

эти кляксы не скроешь за платьями и помадами,
голова почему-то забывчива и пуста.
человек исчезает.
ты смотришь, как стены падают.
и готовишься свой полумертвый мирок верстать.

(с) Надея〡Надя Келарева

если я отвечу им

знаешь, если искать врага — обретаешь его в любом.
вот, пожалуй, спроси меня — мне никто не страшен:
я спокоен и прям и знаю, что впереди.
я хожу без страховки с факелом надо лбом
по стальной струне, натянутой между башен,
когда снизу кричат только: «упади».

разве они знают, чего мне стоило ремесло.
разве они видели, сколько раз я орал и плакал.
разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.
они думают, я дурак, которому повезло.
если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.
если я отвечу им, я погиб.

(с) вера полозкова.

счастье

счастье — оно похоже на апельсин.
помнишь, как в мультике: дольку отдай другому.
я держу его крепко, насколько хватает сил,
слова замирают комом.

аккуратно снимаю толстенную кожуру,
добираюсь до мякоти — сок по моим ладоням.

счастье, я знаю, бывает разным. и люди врут,
что оно никогда не больное.

потому что, смотри, мне брызнуло прямо в глаз:
будут слёзы, но если промыть, то почти не страшно.

я в авоське носила счастье, уберегла,
можно теперь и в чашку,

и к столу на десерт — пусть каждому по куску,
или два, или три. лишь бы ноша была по силам.
ну а косточку — в землю, вырастет новый куст,
новые
апельсины.

(с) krisberry

Мы жертвуем

я слышала — ты постоянно звал, пытался выбрать нужные слова, и без меня никак не мог согреться. к тебе я поднялась из толщи вод, взамен не попросила ничего — и протянула вырванное сердце, чтоб ты затем сожрал его сырым.

мне не впервой нести тебе дары, но часть себя я отсекла впервые. чудовища приходят из глубин напомнить человеку: он любим.

мы жертвуем —

а значит, мы живые.

(с) Ёсими

Лети, моя радость

лети, моя радость, огни автострады зажги своим смехом. тебе не помеха отряды бескрылых. о чём ты любила безумно и слепо?
ты — небо.
ты — просто открытое небо,
в котором теряется след самолёта, невидимый и исчезающий кто-то в воздушном пространстве над Сингапуром. лети, моя радость, от скучных и хмурых по трассе М7, по Байкало-Амурской, по кольцевой от Таганской до Курской.

tax free, duty free, загорится зелёный.
свобода — быть в прошлое не влюблённой, не ждать никого, кто уже не вернётся.
ты — солнце.
ты — просто зенитное солнце,
к которому тянет другие планеты. свети, моя радость, пусть будут согреты идущие пешим и автостопом, поющие Элвиса не по нотам. неважно, к кому ты сегодня остыла, тебе хватит собственной правды и силы.

есть то, что никто у тебя не отнимет:
ты встретишь когда-нибудь новое имя,
ты встретишь когда-нибудь новое счастье.
лети, моя радость…
и не возвращайся.

© анна сеничева

Капитан-Беда

зови меня Капитан-Беда,
король больших Невезучих вод.
быть неудачником тоже дар,
и в этом деле я взял джекпот.
я не уверен в грядущем дне:
смогу ли завтра открыть глаза,
умыться, наскоро съесть омлет,
потом отправиться на вокзал.
оттуда в офис: тик-так, тик-так,
(лишь час обеда не прозевай).
по волнам циферок и бумаг
меня уносит в дремотный край.
мне душно, муторно, как и всем,
и, как и всех, меня тянет спать.
я слился кожей с бетоном стен
и мимикрировал под асфальт.

ну что ж, ведь я — Капитан-Дурак,
король семи Шутовских морей.
я превращаю любой пустяк
в такую драму — хоть плачь, хоть пей.
с востока движется ураган,
мой бриг качается и скрипит.
чумазый парус в заплатках ран,
и компас старенький барахлит.
и в сотый раз я молюсь богам —
пусть мачты выдержат натиск волн.
пусть мой корабль — труха и хлам,
но есть же всё-таки волшебство?

но есть же всё-таки шанс пройти,
пусть поломав и бушприт, и фок?
так, если веришь — меня веди
по перекрёсткам морских дорог.
так, если веришь, кричи в ответ,
когда услышишь, что я зову.
твой голос тянет меня на свет,
и я плыву за ним,
я плыву.

(с) Джио Россо