Не о том

не кори меня, коль я не о том пишу — я б хотел иначе, только едва дышу. вот огромный город, стойкий привычный шум, вот жужжат ракеты, высятся небоскребы.
я б хотел писать о тёплых заморских снах, как восходит солнце, как отступает страх.
только соль и сажа спят на моих губах — если ты не веришь, что же — сама попробуй.

***
а веков прошло немыслимо — двести, сто? города и страны прочно сковал бетон. и огни рекламы («то-то купи, и то!»), освещают пыльным окнам дорогу Стива.
Стив имеет шрам, серьгу и огромный рост, на ионной пушке — искры холодных звезд. да и сам бродяга-Стиви совсем не прост — не сыскать на свете лучшего детектива.
все в округе знают: Стиви напал на след. только, что он ищет — это большой секрет. кто узнать пытался, тех уже точно нет: пистолет у Стива — маленький юркий дьявол. лишь одно давно известно наверняка — что бы он не делал, что бы он не искал, подожди немного, сменит строку строка — и любой секрет окажется скоро явью.
говорят, он ищет редкий цветной металл, или даму, чья заоблачна красота, или клад в стране, где солнца горит черта. но не лезь в его дела, уберешься целым.

Стиви ищет след в дыму, в торфяной ночи, средь пустых озёр, горящих огнём в печи…
и однажды утром сходятся все ключи.
Стив бросает всё, стрелою несётся к цели.

***
извини меня, коль я не о том совсем. мне б писать о море, небе, траве, росе, о безумце, что один побеждает всех, о банкире, отыскавшем в посылке фею.
или спеть о том, что просится с языка — как ты сладко спишь, и как горяча рука, что в твоих глазах бушует моя река, и о том, как ты смеешься, а я светлею.
ты прости меня, я б правда сложил перо, я б работал, пил, смеялся и пёк пирог, я бы сделал жизнь таинственной, как таро…

только я такой дурак — не могу иначе.
***
Стив лежит, от счастья где-то не здесь, а вне, пистолет и нож отброшены вдаль к стене.
и среди бетона, грязи, сырых камней
расцветает
под ладонями
одуванчик

© Джек-с-Фонарём

Мойры — странный народ

Мойры — странный народ, нет нынче такого сплава:
Делят глаз на троих, как люди — вино и славу.
Если будешь умён, подманишь их чудесами,
То научат смотреть на то, что увидят сами:

Шепчет старшая, в тонких пальцах вращает око,
«Вижу, вижу места, где было не одиноко,
Где ты был — молодой и легкий, беспечный, светлый,
Как вокруг собирал весёлых, родных, бессмертных.

Как шумела вода, как волны ласкали ступни,
Как вам было всё пьяно, просто, легко, доступно,
Каждый камешек, вечер, блик превращался в рифму,
Темнота с тишиной еще не кружили грифом.

Дай мне нить, что сплетает дни твои ожерельем,
Я её сохраню от боли и сожаленья.
Больше новое и чужое не грянут стражей —
Будут август, и двадцать лет, и закат на пляже».

С нею средняя — глаз баюкает, как младенца:
«Вижу то, что настанет, то, от чего не деться:
Вот грядущее ждёт, пьянит, как хороший Чивас
Где сошлось и сбылось, придумалось, получилось —

Ты нашел человека, мир утонул в уюте,
Вы купили собаку — или нашли в приюте,
Твои книги скупают адскими тиражами,
Маме век никакие страхи не угрожали.

Дай мне ниточку, нить, единственное святое —
Я наполню её спокойствием, красотою.
Сохраню в янтаре реликвией, хрупкой брошью,
До счастливых времён, до радостных, до хороших».

Третья — острый клинок, не голос — ветра и глыбы:
«Вот сложилось бы по-другому, и ты бы, ты бы…
Несвершённое злит и колет, как будто жало,
Сколько мог — да вот что-то, видимо, помешало.

Умотал за границу б, занялся бы вокалом,
Рисовал бы наверно лучше, чем Фрида Кало,
Больше бегал — и был бы мышцы сплошные, жилы,
Промолчал бы — и вы б, наверно, еще дружили.

Дай мне ниточку, нитку, деревцо в урагане,
Да не тронута будет временем и врагами.
Просвечу миллион миров сквозь тебя, как призму,
Где ты смел и уверен, радостен, важен, признан».

Ожидают втроем — сплошь мрамор и тёмный вереск,
Ждут, кому поклонюсь, достанусь, приду, доверюсь,

Я качаю лишь головой — мол, какого чёрта,
Прохожу мимо них, и молча иду к четвертой.

Самой юной, слепой, мерцающей, как химера,
Недостойной трудов Платона и книг Гомера,
Вот молчит, не речёт себя ни святой, ни вещей,
Но дашь руку ей — и увидишь простые вещи:

… Солнце щурится в окна заспанным партизаном,
Покрывает дома расплавленным пармезаном,
Лёд искрится, шипит и щёлкает, как кассета,
Все окрестные псы лежат в океанах света.

Тащат граждан трамваи, бабушки — их баулы,
Птицы держат свои почетные караулы,
Пахнет ранней весною музыка из колонок,
(Твои волосы — моим старым одеколоном).

Мир течет по ладоням — дикий, необъективный,
Не найти для него ни линзы, ни объектива,
Не запрятать на праздник, не загрузить на плеер,
(Ты смеешься, и в мире нет ничего теплее).

Страх — живучая, старая, хитрая барракуда,
Но стихи продолжают шпарить из ниоткуда,
И творят настоящее — терпкое, как корица,
Драгоценное тем, что больше не повторится.

Потому то и тянемся — сквозь темноту и ужас,
Собирая капканы, раны, занозы, лужи,
Сквозь морозы и страхи, войны, раздоры, моры —
Хрупкой тоненькой нитью в белых ладонях мойры.

Пусть прядет. Неумело, слепо и отрешенно —
Значит, нету вещей предсказанных и решенных.
Значит жизнь моя — бледный лучик на тонкой спице,
Уж какая стряслась, на что-нибудь да сгодится.

Право на грусть

настоящее одиночество узнаешь по его шагам
где в тебе недавно были хохот, вино и гам
остается только шорох, и уж его вот
не пожелаешь ни завистникам, ни врагам
как оно тебя хватает за мятый ворот
словно сонный охранник в баре по четвергам

мы не так представляли это — не холодный пепел, зарево и слюда
не далёкое море, уносящее без следа
наши шутки и песни со скоростью параплана
у моего одиночества мой взгляд, мой наряд и голос — и это уже беда
мы сидим на кухне, оно смеётся — «иди сюда,
у тебя всё равно ни черта на сегодня планов».

я бывалый ниндзя: я умею бежать от него по свету и темноте
не вскрывать шифровки и не прятаться не за тех
не палить свои пароли, менять обличья

оно хмыкает вечером, пока я вожусь в ключах
говорит — «как прошла работа?…не отвечай».
говорит — «отдыхай, я вот-вот заварило чай,
и постель уже холодная, как обычно.»

Мой друг — дракон

Я много сказок тебе читал, пел песен — не перечесть,
Но все истории — не чета тому что и правда есть.
Нет, сказки будут — любовь, гроза, пророчества, свет зари…
Но в этот час я хочу сказать о том, что в груди горит.

Легко писать про чужой успех, про замки и города,
Куда сложней говорить про тех, кто рядом с тобой всегда.
Про тех, кто точно к тебе придет, подставит плечо легко
Ведь я, наверно, сорвал джек-пот. Так вышло: мой друг — дракон.

Драконов, скажешь, уж нет давно, всех время песком смело
Но видишь — тянется за волной в стальной чешуе крыло
Мелькает тень в зеркалах Невы, по питерским мостовым,
Её в полет провожают львы, все в камне, пройдохи-львы.

Драконы нынче живут хитро — попробуй-ка их найти:
Драконы курят, бегут в метро, читают, сидят в Сети
Тебе дракона не отличить от сотен других людей…
…Но в их глазах — миллион личин, пьянящая гладь степей,

Огромный мир, миллионы тем драконы в сердцах таят
Драконьи песни живее чем у сотен таких, как я
Но в их пещерах ты не найдешь ни золота, ни камней
Лишь можжевельник и летний дождь — богатство как раз по мне.

Моя земля для него — не то, осколок чужих стихий
Мы редко видимся, но зато он слышит мои стихи.

…Но если сломаны фонари, нет света, пуста ладонь
Дай руку — видишь, горит внутри искристый его огонь.

Теххи

Ты только, знаешь, не уходи,
Останься — грустной, смешной и мудрой,
Горячей камрой в постели утром,
Десятым сердцем в моей груди,
Не уходи!

Не уходи! Я сорву замок,
Куда летишь ты, во мрак и холод?
Ведь без тебя этот теплый город
Дождлив, безумен и одинок.
И я промок.

Вернись — апрелями на губах,
Последним утренним дилижансом
Чтоб бликом солнечным отражаться
В моих стоцветных дурных глазах
Сжигая страх.

Не уходи, здесь тепло и кров,
Прошу, не бойся судьбы капризной!
Вернись, мой самый любимый призрак,
В один из тысяч
моих
миров…

Стрела летит

слушай старую няню, не бойся, гляди смелей:
завтра братьям с тобой достанется по стреле,
не желай ей упасть на вотчины королей,
ни в купеческий двор с деньгами и теплым ложем.

выходи на рассвете — братьев других первей,
не держи ни мечты, ни ужаса в голове,
убаюкай стрелу, как чадо, на тетиве,
и пускай к горизонту — так далеко, как можешь.

пусть тебя поджидает счастье в любой из верст,
посреди одиноких скал и колючих звезд,
у сверкающих городов в исполинский рост,
в деревушках забытых, чуждых любого слова.

находи и влюбляйся, смейся и прорастай,
разделяй на двоих привычки, слова, места,
смейся, ссорься, клянись, что будете жить до ста…

… а настанет пора прощаться — что ж, целься снова.

потому что разлуки — важная часть пути,
потому что пока тебе плохо — стрела летит,
потому что и боль, и счастье дают расти,
оставляют в тебе истории, как зарубки.

потому что любой услышавший — побратим,
потому что всяк день уходящий необратим,
потому что не страшно, если не долетит,
а действительно страшно — если опустишь руки.

потому отпускай. смотри на её полет:
через темные волны юга и невский лед,
через тех, кто предаст и тех, кто тебя поймет,
в направлении к горизонту и выше, выше…

… твоя сказка — соленый ветер и свист в ушах,
без тебя самого не стоящая гроша.
сохрани, проживай, учись и приумножай,
интересней её никто уже не напишет.

(с) джек-с-фонарём