Избранные

Высшая Леди ночи

Я без тебя не могуществен и не смел.
Если любовь, как яд, значит, мой удел —
Чашу испить до дна, а потом уйти,
Мать проклиная за то, что тебя спасти,
Снова не смог… Котёл меня сохрани!
Как я мог раньше жить без твоей любви?
Каждую ночь во снах столько долгих лет
Видеть лишь для того, чтобы дать обет
Быть твоим другом, защитником, всем, кем мог…
Нам суждено пройти множество дорог,
Только за то, чтоб вместе — разрушить все.
К чёрту Котёл и Мать! Я б убил её,
Если бы мог. Ведь снова тебя терять
Хуже, чем стрелы — в крылья, и в каждое — раз по пять.
Я превращу в руины Весенний Двор!
Это не я чудовище, Тамлин — вор.
И он заплатит больше, чем должен был:
Я уничтожу все. Уничтожу мир,
Если так нужно, чтобы тебя достать,
Высшая Леди ночи. Моя. Под стать.

тишина

тишина, о которой не принято говорить,
надевает себя на комнату и кровать,
заслоняет Луну.
тишине, о которой не принято говорить,
наказано утешать
и под платье льнуть.

она ведает все изразцы и все рубцы,
каждый шов поперек кафтана
и всякий брак,
исповедуя тайны, которые мудрецы
раскрывать не станут, —
за просто так.

тишина знает каждый угол и каждый шкаф,
обитает под рамами, и тахтой,
и другими вещами под.
тишина, о которой не принято с трёх октав,
денно-нощно со мной

поёт.

Грата

милая, мы бессильны.

расписные трамваи, вялые паузы, люди красивые. сердится утро: окна туманные и агрессивные. кашель, метро, убегают куда-то мальчики сильные. душеньки наши, как домино, очень ранимые. милая, мы, скорее всего, кончимся заживо. в парках снимают немое кино розы бумажные. дамы бредут мимо клумбы, вино плещется важное. теплая линия матовых губ кажется влажной. милая, милая, мне иногда чудится страшное.

дальнее, долгое, хуже всего – неоспоримое. тянется время в очередях – неповторимое. тянется, вьется в очередях – память вчерашняя. только придёшь на секунду в себя – кажется кашей.

горбится, гнется знойный июнь, что за событие. каждый случайный твой поцелуй – станет открытием. как ни старайся браться за руль – мир удивителен. милая, нам не создать его вновь,

но сохранить его.

алиот каф

если я захочу

если я захочу, чтоб однажды мне стало хуже,
то взвалю ещё больше на плечи – и понесу.
я прицелилась в лоб из висящих на стенках ружей
и сижу, дожидаясь, когда меня не спасут.

я сижу, дожидаясь, когда хоть одно сумеет
разразиться холодным громом чуть выше глаз.
мне нужна не любовь, а нормальная батарея,
не горячее сердце, а бьющийся в рёбрах бас.

если я захочу
сама себя уничтожить,
не составит труда нужных способов отыскать.
говорят, что раз в жизни стреляет и палка тоже –
и поэтому палки прижались к моим вискам.

мне нужна не любовь. для меня её слишком много.
чтобы выжить, попроще дайте чего-нибудь.
я стою на краю, занеся над обрывом ногу,
и не знаю, хочу ли –
если да, то куда? –
шагнуть.

я стою на краю. выворачиваться наружу
и привычно, и больно.
жду до бессильных слёз,
что хотя бы одно из висящих на стенках ружей –
не ружьё, а ракетница
c красным сигналом «SOS».

дарёна хэйл

я, возможно, увижу когда-нибудь море

я, возможно, увижу когда-нибудь море.
это будет дождливый
измученный день.

побежденный волной,
снова вдруг начну спорить,
что там дальше по плану и кто мы теперь…

влажный воздух заполнит собой всё пространство,
этот мир
ненадолго замедлит свой ход.
я как будто мальчишка,
уставший от «странствий»,
просто так буду здесь поглощать кислород.

и пускай разорвёт одинокий мой парус
ярый грохот
и вой перепуганных волн.

в гордом буйстве,
приняв на себя все удары,
мы искать будем то, что я сам не нашёл.

а пока что, устав от всех этих историй
бесконечной,
до одури глупой любви,

я, возможно, увижу когда-нибудь море,
когда вдруг совершенно
останусь
один.

Комов

Человек исчезает

не хватаешь за руку, не бьешься в слезах в истерике,
а спокойно глядишь – равнодушие через край.
говоришь: «все, что хочешь, от радости и до телика,
даже то, что не вынести – в зубы и забирай».

мол, одна, так одна, и не надо сторонней жалости,
мы все время теряем, так в пору принять, как суть.
и писать не от чувств, закипающих.
от усталости,
понимая, сорвешься – увидят.
но не спасут.

и теперь хоть читай, хоть страдай, хоть в кино, да важно ли,
можешь даже подолгу кому-нибудь о больном.
здесь тебя исписали, исчиркали, как бумажную,
но такую нет смысла обратно вставлять в альбом.

эти кляксы не скроешь за платьями и помадами,
голова почему-то забывчива и пуста.
человек исчезает.
ты смотришь, как стены падают.
и готовишься свой полумертвый мирок верстать.

(с) Надея〡Надя Келарева

если я отвечу им

знаешь, если искать врага — обретаешь его в любом.
вот, пожалуй, спроси меня — мне никто не страшен:
я спокоен и прям и знаю, что впереди.
я хожу без страховки с факелом надо лбом
по стальной струне, натянутой между башен,
когда снизу кричат только: «упади».

разве они знают, чего мне стоило ремесло.
разве они видели, сколько раз я орал и плакал.
разве ступят на ветер, нащупав его изгиб.
они думают, я дурак, которому повезло.
если я отвечу им, я не удержу над бровями факел.
если я отвечу им, я погиб.

(с) вера полозкова.

счастье

счастье — оно похоже на апельсин.
помнишь, как в мультике: дольку отдай другому.
я держу его крепко, насколько хватает сил,
слова замирают комом.

аккуратно снимаю толстенную кожуру,
добираюсь до мякоти — сок по моим ладоням.

счастье, я знаю, бывает разным. и люди врут,
что оно никогда не больное.

потому что, смотри, мне брызнуло прямо в глаз:
будут слёзы, но если промыть, то почти не страшно.

я в авоське носила счастье, уберегла,
можно теперь и в чашку,

и к столу на десерт — пусть каждому по куску,
или два, или три. лишь бы ноша была по силам.
ну а косточку — в землю, вырастет новый куст,
новые
апельсины.

(с) krisberry

Мы жертвуем

я слышала — ты постоянно звал, пытался выбрать нужные слова, и без меня никак не мог согреться. к тебе я поднялась из толщи вод, взамен не попросила ничего — и протянула вырванное сердце, чтоб ты затем сожрал его сырым.

мне не впервой нести тебе дары, но часть себя я отсекла впервые. чудовища приходят из глубин напомнить человеку: он любим.

мы жертвуем —

а значит, мы живые.

(с) Ёсими

Лети, моя радость

лети, моя радость, огни автострады зажги своим смехом. тебе не помеха отряды бескрылых. о чём ты любила безумно и слепо?
ты — небо.
ты — просто открытое небо,
в котором теряется след самолёта, невидимый и исчезающий кто-то в воздушном пространстве над Сингапуром. лети, моя радость, от скучных и хмурых по трассе М7, по Байкало-Амурской, по кольцевой от Таганской до Курской.

tax free, duty free, загорится зелёный.
свобода — быть в прошлое не влюблённой, не ждать никого, кто уже не вернётся.
ты — солнце.
ты — просто зенитное солнце,
к которому тянет другие планеты. свети, моя радость, пусть будут согреты идущие пешим и автостопом, поющие Элвиса не по нотам. неважно, к кому ты сегодня остыла, тебе хватит собственной правды и силы.

есть то, что никто у тебя не отнимет:
ты встретишь когда-нибудь новое имя,
ты встретишь когда-нибудь новое счастье.
лети, моя радость…
и не возвращайся.

© анна сеничева

Капитан-Беда

зови меня Капитан-Беда,
король больших Невезучих вод.
быть неудачником тоже дар,
и в этом деле я взял джекпот.
я не уверен в грядущем дне:
смогу ли завтра открыть глаза,
умыться, наскоро съесть омлет,
потом отправиться на вокзал.
оттуда в офис: тик-так, тик-так,
(лишь час обеда не прозевай).
по волнам циферок и бумаг
меня уносит в дремотный край.
мне душно, муторно, как и всем,
и, как и всех, меня тянет спать.
я слился кожей с бетоном стен
и мимикрировал под асфальт.

ну что ж, ведь я — Капитан-Дурак,
король семи Шутовских морей.
я превращаю любой пустяк
в такую драму — хоть плачь, хоть пей.
с востока движется ураган,
мой бриг качается и скрипит.
чумазый парус в заплатках ран,
и компас старенький барахлит.
и в сотый раз я молюсь богам —
пусть мачты выдержат натиск волн.
пусть мой корабль — труха и хлам,
но есть же всё-таки волшебство?

но есть же всё-таки шанс пройти,
пусть поломав и бушприт, и фок?
так, если веришь — меня веди
по перекрёсткам морских дорог.
так, если веришь, кричи в ответ,
когда услышишь, что я зову.
твой голос тянет меня на свет,
и я плыву за ним,
я плыву.

(с) Джио Россо